Неточные совпадения
Гостиница губернского
города, в которой
лежал Николай Левин, была одна из тех губернских гостиниц, которые устраиваются по новым усовершенствованным образцам, с самыми лучшими намерениями чистоты, комфорта и даже элегантности, но которые по публике, посещающей их, с чрезвычайной быстротой превращаются в грязные кабаки с претензией на современные усовершенствования и делаются этою самою претензией еще хуже старинных, просто грязных гостиниц.
Это случалось не часто, хотя Лисс
лежал всего в четырех верстах от Каперны, но дорога к нему шла лесом, а в лесу многое может напугать детей, помимо физической опасности, которую, правда, трудно встретить на таком близком расстоянии от
города, но все-таки не мешает иметь в виду.
Молочный, густой туман
лежал над
городом.
Уставши, наконец, тянуться, выправляться,
С досадою Барбосу он сказал,
Который у воза хозяйского
лежал:
«Не правда ль, надобно признаться,
Что в
городе у вас
Народ без толку и без глаз?
Я приехал в Казань, опустошенную и погорелую. По улицам, наместо домов,
лежали груды углей и торчали закоптелые стены без крыш и окон. Таков был след, оставленный Пугачевым! Меня привезли в крепость, уцелевшую посереди сгоревшего
города. Гусары сдали меня караульному офицеру. Он велел кликнуть кузнеца. Надели мне на ноги цепь и заковали ее наглухо. Потом отвели меня в тюрьму и оставили одного в тесной и темной конурке, с одними голыми стенами и с окошечком, загороженным железною решеткою.
В тени серых, невысоких стен кремля сидели и
лежали калмыки, татары, персы, вооруженные лопатами, ломами, можно было подумать, что они только что взяли
город с боя и, отдыхая, дожидаются, когда им прикажут разрушить кремль.
Москва была богато убрана снегом, толстые пуховики его
лежали на крышах, фонари покрыты белыми чепчиками, всюду блестело холодное серебро, морозная пыль над
городом тоже напоминала спокойный блеск оксидированного серебра. Под ногами людей хрящевато поскрипывал снег, шуршали и тихонько взвизгивали железные полозья саней.
Затем он вспомнил, что в кармане его
лежит письмо матери, полученное днем; немногословное письмо это, написанное с алгебраической точностью, сообщает, что культурные люди обязаны работать, что она хочет открыть в
городе музыкальную школу, а Варавка намерен издавать газету и пройти в городские головы. Лидия будет дочерью городского головы. Возможно, что, со временем, он расскажет ей роман с Нехаевой; об этом лучше всего рассказать в комическом тоне.
Вот он сидит у окна своей дачи (он живет на даче, в нескольких верстах от
города), подле него
лежит букет цветов. Он что-то проворно дописывает, а сам беспрестанно поглядывает через кусты, на дорожку, и опять спешит писать.
— Я как будто получше, посвежее, нежели как был в
городе, — сказал он, — глаза у меня не тусклые… Вот ячмень показался было, да и пропал… Должно быть, от здешнего воздуха; много хожу, вина не пью совсем, не
лежу… Не надо и в Египет ехать.
В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный
город,
лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов.
Тут только увидал я, как велик
город, какая сеть кварталов и улиц
лежит по берегам Пассига, пересекая его несколько раз!
О Якутске собственно я знал только, да и вы, вероятно, не больше знаете, что он главный
город области этого имени,
лежит под 62˚ с‹еверной› широты, производит торг пушными товарами и что, как я узнал теперь, в нем нет… гостиницы. Я даже забыл, а может быть и не знал никогда, что в нем всего две тысячи семьсот жителей.
На этом пламенно-золотом, необозримом поле
лежат целые миры волшебных
городов, зданий, башен, чудовищ, зверей — все из облаков.
Не было возможности дойти до вершины холма, где стоял губернаторский дом: жарко, пот струился по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом,
городом, которого европейская правильная часть
лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель, под спасительную сень, добрались до балкона и заказали завтрак, но прежде выпили множество содовой воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия ноги, спину, грудь — все, куда только падает его луч.
Причины возвышения Шанхая заключаются в выгодном его географическом положении на огромной реке, на которой выше его
лежит несколько многолюдных торговых мануфактурных
городов, между прочим Нанкин и Сучеу-Фу.
Потом все европейские консулы, и американский тоже, дали знать Таутаю, чтоб он снял свой лагерь и перенес на другую сторону. Теперь около осажденного
города и европейского квартала все чисто. Но европейцы уже не считают себя в безопасности: они ходят не иначе как кучами и вооруженные. Купцы в своих конторах сидят за бюро, а подле
лежит заряженный револьвер. Бог знает, чем это все кончится.
Вы знаете, что Япония разделена на уделы, которые все зависят от сиогуна, платят ему дань и содержат войска.
Город Нагасаки принадлежит ему, а кругом
лежат владения князей.
Я не торопился на гору: мне еще ново было все в
городе, где на всем
лежит яркий, южный колорит.
Может быть, вы все будете недовольны моим эскизом и потребуете чего-нибудь еще: да чего же? Кажется, я догадываюсь. Вам лень встать с покойного кресла, взять с полки книгу и прочесть, что Филиппинские острова
лежат между 114 и 134° восточн‹ой› долг‹оты›; 5 и 20° северн‹ой› шир‹оты›, что самый большой остров — Люсон, с столичным
городом Манила, потом следуют острова: Магинданао, Сулу, Палауан; меньшие: Самар, Панай, Лейт, Миндоро и многие другие.
Лавки начали редеть; мы шли мимо превысоких, как стены крепости, заборов из бамбука, за которыми
лежали груды кирпичей, и наконец прошли через огромный двор, весь изрытый и отчасти заросший травой, и очутились под стенами осажденного
города.
Старик же ее, купец,
лежал в это время уже страшно больной, «отходил», как говорили в
городе, и действительно умер всего неделю спустя после суда над Митей.
— Семьсот, семьсот, а не пятьсот, сейчас, сию минуту в руки! — надбавил Митя, почувствовав нечто нехорошее. — Чего ты, пан? Не веришь? Не все же три тысячи дать тебе сразу. Я дам, а ты и воротишься к ней завтра же… Да теперь и нет у меня всех трех тысяч, у меня в
городе дома
лежат, — лепетал Митя, труся и падая духом с каждым своим словом, — ей-богу,
лежат, спрятаны…
Мы застали Р. в обмороке или в каком-то нервном летаргическом сне. Это не было притворством; смерть мужа напомнила ей ее беспомощное положение; она оставалась одна с детьми в чужом
городе, без денег, без близких людей. Сверх того, у ней бывали и прежде при сильных потрясениях эти нервные ошеломления, продолжавшиеся по нескольку часов. Бледная, как смерть, с холодным лицом и с закрытыми глазами,
лежала она в этих случаях, изредка захлебываясь воздухом и без дыхания в промежутках.
— Вы едете в Пензу, неужели вы думаете, что это случайно? В Пензе
лежит в параличе ваш отец, князь просил государя вам назначить этот
город для того, чтоб ваше присутствие сколько-нибудь ему облегчило удар вашей ссылки. Неужели и вы не находите причины благодарить князя?
Клубок пыли исчез. Я повернулся к
городу. Он
лежал в своей лощине, тихий, сонный и… ненавистный. Над ним носилась та же легкая пелена из пыли, дыма и тумана, местами сверкали клочки заросшего пруда, и старый инвалид дремал в обычной позе, когда я проходил через заставу. Вдобавок, около пруда, на узкой деревянной кладочке, передо мной вдруг выросла огромная фигура Степана Яковлевича, ставшего уже директором. Он посмотрел на меня с высоты своего роста и сказал сурово...
На каком-то огромном полу
лежала бесконечная географическая карта с раскрашенными площадками, с извилистыми чертами рек, с черными кружками
городов.
В одной деревне стала являться мара… Верстах в сорока от нашего
города, за густым, почти непрерывным лесом, от которого, впрочем, теперь, быть может, остались жалкие следы, —
лежит местечко Чуднов. В лесу были рассеяны сторожки и хаты лесников, а кое — где над лесной речушкой были и целые поселки.
Прошло после свадьбы не больше месяца, как по
городу разнеслась страшная весть. Нагибин скоропостижно умер. Было это вскоре после обеда. Он поел какой-то ухи из соленой рыбы и умер. Когда кухарка вошла в комнату, он
лежал на полу уже похолодевший. Догадкам и предположениям не было конца. Всего удивительнее было то, что после миллионера не нашли никаких денег. Имущество было в полной сохранности, замки все целы, а кухарка показывала только одно, что хозяин ел за час до смерти уху.
Целый день дед, бабушка и моя мать ездили по
городу, отыскивая сбежавшего, и только к вечеру нашли Сашу у монастыря, в трактире Чиркова, где он увеселял публику пляской. Привезли его домой и даже не били, смущенные упрямым молчанием мальчика, а он
лежал со мною на полатях, задрав ноги, шаркая подошвами по потолку, и тихонько говорил...
Здесь меч
лежал на столпе, из сребра изваянном, на коем изображалися морские и сухопутные сражения, взятие
городов и прочее сего рода; везде видно было вверху имя мое, носимое Гением славы, над всеми сими подвигами парящим.
Доктор, впрочем, бывал у Гловацких гораздо реже, чем Зарницын и Вязмитинов: служба не давала ему покоя и не позволяла засиживаться в
городе; к тому же, он часто бывал в таком мрачном расположении духа, что бегал от всякого сообщества. Недобрые люди рассказывали, что он в такие полосы пил мертвую и
лежал ниц на продавленном диване в своем кабинете.
— Известно, как же возможно сравнить! Раб или вольный! Только, доложу вам, что и воля воле рознь. Теперича я что хочу, то и делаю; хочу —
лежу, хочу — хожу, хочу — и так посижу. Даже задавиться, коли захочу, — и то могу. Встанешь этта утром, смотришь в окошко и думаешь! теперь шалишь, Ефим Семенов, рукой меня не достанешь! теперь я сам себе господин. А ну-тко ступай,"сам себе господин", побегай по
городу, не найдется ли где дыра, чтобы заплату поставить, да хоть двугривенничек на еду заполучить!
Прародитель,
лежа в проказе на гноище, у ворот
города, который видел его могущество, богатство и силу, наверное, не страдал так сильно, как страдал Имярек, прикованный недугом к покойному креслу, перед письменным столом, в теплом кабинете. Другие времена, другие нравы, другие песни.
Они знали, что был некогда персидский царь Кир, которого отец назывался Астиагом; что падение Западной Римской империи произошло вследствие изнеженности нравов; что Петр Пустынник ходил во власянице; что
город Лион
лежит на реке Роне и славится шелковыми и бархатными изделиями, а
город Казань
лежит при озере Кабане и славится казанским мылом.
При таком раздвоении общественного мнения, собственно городские власти выразили большое участие m-me Ченцовой по приезде ее в губернский
город, где она остановилась в гостинице Архипова и почти
лежала в постели, страдая от своих, хоть а не опасных, но очень больких ранок.
Кашин — уездный
город Тверской губернии; имеет, по календарю, до семи с половиной тысяч жителей и
лежит на реке Кашинке, которая скромно катит среди
города свои волны в зеленых берегах.
Он закутал голову одеялом и долго
лежал молча. Ночь была тихая, словно прислушивалась к чему-то, чего-то ждала, а мне казалось, что вот в следующую секунду ударят в колокол и вдруг все в
городе забегают, закричат в великом смятении страха.
Потянув немножко спирту, дьякон вздрогнул и повалился в сани. Состояние его было ужасное: он весь был мокр, синь, как котел, и от дрожи едва переводил дыхание. Черт совсем
лежал мерзлою кочерыжкой; так его, окоченелого, и привезли в
город, где дьякон дал знак остановиться пред присутственными местами.
«Что, говорю, Данило, где ты был?» Отвечает, что был у исправника, от почтмейстерши ягоды приносил, и слышал, как там читали, что в чухонском
городе Ревеле мертвый человек без тления сто лет
лежал, а теперь его велели похоронить.
Матвей Лозинский долго
лежал в темноте с открытыми глазами и забылся сном уже перед утром, в тот серый час, когда заснули совсем даже улицы огромного
города.
Анна подумала, что она хорошо сделала, не сказав Розе всего о брате… У нее как-то странно сжалось сердце… И еще долго она
лежала молча, и ей казались странными и этот глухо гудящий
город, и люди, и то, что она
лежит на одной постели с еврейкой, и то, что она молилась в еврейской комнате, и что эта еврейка кажется ей совсем не такой, какой представлялась бы там, на родине…
Надежда Васильевна Адаменко с братом жила в
городе в собственном кирпичном красном домике; недалеко от
города было у нее имение, отданное в аренду. В позапрошлом году кончила она учение в здешней гимназии, а ныне занималась тем, что
лежала на кушетке, читала книжки всякого содержания да школила своего брата, одиннадцатилетнего гимназиста, который спасался от ее строгостей только сердитым заявлением...
Город был насыщен зноем, заборы, стены домов, земля — всё дышало мутным, горячим дыханием, в неподвижном воздухе стояла дымка пыли, жаркий блеск солнца яростно слепил глаза. Над заборами тяжело и мёртво висели вялые, жухлые ветви деревьев, душные серые тени
лежали под ногами. То и дело встречались тёмные оборванные мужики, бабы с детьми на руках, под ноги тоже совались полуголые дети и назойливо ныли, простирая руки за милостыней.
Деревья садов накрыли и опутали дома тёмными сетями;
город казался огромным человеком: пойманный и связанный, полуживой, полумёртвый,
лежит он, крепко прижат к земле, тесно сдвинув ноги, раскинув длинные руки, вместо головы у него — монастырь, а тонкая, высокая колокольня Николы — точно обломок копья в его груди.
Всякий год раза два он давал вечера с танцами; сам к дамам не выходил, а мужчин принимал
лежа в кабинете, но молодая хозяйка принимала весь
город.
С раннего утра передняя была полна аристократами Белого Поля; староста стоял впереди в синем кафтане и держал на огромном блюде страшной величины кулич, за которым он посылал десятского в уездный
город; кулич этот издавал запах конопляного масла, готовый остановить всякое дерзновенное покушение на целость его; около него, по бортику блюда,
лежали апельсины и куриные яйца; между красивыми и величавыми головами наших бородачей один только земский отличался костюмом и видом: он не только был обрит, но и порезан в нескольких местах, оттого что рука его (не знаю, от многого ли письма или оттого, что он никогда не встречал прелестное сельское утро не выпивши, на мирской счет, в питейном доме кружечки сивухи) имела престранное обыкновение трястись, что ему значительно мешало отчетливо нюхать табак и бриться; на нем был длинный синий сюртук и плисовые панталоны в сапоги, то есть он напоминал собою известного зверя в Австралии, орниторинха, в котором преотвратительно соединены зверь, птица и амфибий.
Трудный был этот год, год моей первой ученической работы. На мне
лежала обязанность вести хронику происшествий, — должен знать все, что случилось в
городе и окрестностях, и не прозевать ни одного убийства, ни одного большого пожара или крушения поезда. У меня везде были знакомства, свои люди, сообщавшие мне все, что случилось: сторожа на вокзалах, писцы в полиции, обитатели трущоб. Всем, конечно, я платил. Целые дни на выставке я проводил, потому что здесь узнаешь все городские новости.
Тут он не выходил из номера,
лежал на диване и злился на себя, на друга и на лакеев, которые упорно отказывались понимать по-русски, а Михаил Аверьяныч, по обыкновению, здоровый, бодрый и веселый, с утра до вечера гулял по
городу и разыскивал своих старых знакомых.
Когда приятели вернулись в свой
город, был уже ноябрь и на улицах
лежал глубокий снег. Место Андрея Ефимыча занимал доктор Хоботов; он жил еще на старой квартире в ожидании, когда Андрей Ефимыч приедет и очистит больничную квартиру. Некрасивая женщина, которую он называл своей кухаркой, уже жила в одном из флигелей.